Олонец – город столичный... «Это столица Олонецкой губернии?» – спросите Вы. Нет, да и никогда ею не был. Просто ничего не осталось, что бы еще могло напомнить о временах, когда Олонец главенствовал над Олонецким уездом Новгородского наместничества и одноименной провинцией Новгородской губернии. Столицей вновь организованной Олонецкой губернии сразу стал Петрозаводск, поистине столица, и тогда, и теперь. Олонец же – провинция. Но не просто провинция – не типично карельская, северная, маргинально-советская, торговая и железнодорожная, лесозаготовительная и деревообрабатывающая. Сюда, словно нарочно, все это не пришло: и в Карелии это самый юг, и советская власть мало изменила город внешне, и деревообработка серьезная была размещена в Ильинском, в 20 км к западу; здесь осталась лишь контора Леспромхоза (АО «Олонецлес»), хлебозавод да молочный комбинат.

Олонец стал призраком города, который и выжить-то не должен был. Но выжил. Стал – провинциальной столицей. Потому что даже не просто остался – это было бы проще – стал столицей в провинции. Что-то так его подтолкнуло, трансформировало, изменило, поглотило одно и развернуло другое... Он стал Олонцом, таким, какой он есть сегодня; и будет завтра, послезавтра и... всегда.

1. Первый взгляд

На свете, знаешь ли, существует несметное количество провинциальных городков. И в каждом из них обязательно есть что-то, о чем мы и слыхом не слыхивали; собственно, этим они меня всегда и притягивали <...> Сев на первый попавшийся поезд, я отправлялся, куда Бог пошлет, выходил на случайной станции – и видел перед собой: маленький кольцевой разъезд, карту города на железном щите и прямо по курсу – торговый квартал с притиснутыми друг к дружке лавками и ресторанчиками. Картина одинаковая везде, куда бы я ни приехал. Одинаковая – до выражений на собачьих мордах

Xapукu Мураками, «Охота на овец»

Олонец встретил нас снежным ранним темным утром. Городком заснеженным, маленьким и – спящим. Я посмотрел на него и какое-то время не мог понять, что же такое знакомое и простое он мне напоминает. А когда понял – то понял почему требовалось время на то, чтобы «вспомнить». Олонец напомнил город Кириллов, только он «на самом деле» совсем другой в чем-то одном и полный аналог в чем-то другом.

Олонец – «большая деревня», исторический город, с мощным гостиничным комплексом «Олония», но без развитой сети туристской инфраструктуры. Это деревянные частные дома, перемежающиеся с пятиэтажками (выше домов нет), город, сочетающий многое как-то гак непонятно и интересно. Как-то выделяется, например, Расчетно-кассовый центр местного отделения Центробанка, за красивым заборчиком, с беседками на территории и сотрудницей, приехавшей к воротам на «Волге». Тут деревянные мосты на срубах, живописные речки и все домики деревянные вдоль улиц. Вот такой словно бы «типичный» старинный городок со слегка оформившейся советской стандартной промышленной и прочей инфраструктурой; потому он «разобщенный», наверное.

2. Город мостов

Во сне он увидел большие деревья, выросшие из бедной почвы, кругом их было воздушное, еле колеблющееся пространство и вдаль терпеливо уходила пустая дорога. Дванов завидовал всему этому – он хотел бы деревья, воздух и дорогу забрать и вместить в себя, чтобы не успеть умереть под их защитой. И еще что-то хотел вспомнить Дванов, но это усилие было тяжелее воспоминания, и его мысль исчезла от поворота сознания во сне, как птица с тронувшегося колеса.

Андрей Платонов, «Чевенгур»

С разных сторон можно приехать в Олонец. Он словно транспортный центр: на север уходит дорога на трассу Петербург-Мурманск (М-18), по которой ездят на Петрозаводск местные жители (чаще – чиновники) да мэр «Вася» Попов возвращается из Петрозаводска в управляемый его рукою городок, в котором и проживать постоянно у него желания не имеется. На юг дорога выходит на ту же трассу, но в сторону лежащего в полусотне километров Лодейного Поля, еще более, возможно, странного городка, нежели сам Олонец; далее и далее уносится путь странствующего по этой дороге, уносится он в конечном итоге в вожделенный, хотя и неосознанно, с инверсиями и многочисленными коллизиями на пути – Питер. На запад третья дорога, неуклюже для снежного Олонца называемая «голубой»; она ведет в Питкяранту и Сортавалу – и далее «к братьям» в дружественную Финляндию. А чаще – по этой дороге приезжают финны в Олонец, обычно даже сами того и не ведая, что затаился на их дороге такой городок; но продолжается их незнание недолго, поскольку они обнаруживают вдруг вокруг себя очаровывающий их с первого взгляда русский город Олонец.

Но с какой бы стороны Вы не въехали в Олонец – непременно обратите внимание, как незаметно город «возникает»: отдельные слободы тянутся вдоль дороги, то тут, то там проглядывает гладь реки, к которой скатываются тропинки и на которую смотрят окнами северные избы и новые дачного вида домики. И все ждешь, когда же эти слободы кончатся, когда ж город войдет в «городское русло», но русло остается только у речек, а город продолжает тянуться вдоль, все такими же домишками, лишь изредка перемежаясь с новыми каменными строениями. Но и последние сначала словно повторяют стиль деревянных, органично вписываясь в Олонец. А именно в этот момент и понимаешь, что это и есть город Олонец. Но где же, где же изюминка его, где ж разрывается эта цепь однообразий, пусть и столь милых сердцу, но отторгаемых разумом? И вот среди домиков открывается речка во всей уже теперь своей красе, с оврагами и овражками... и обязательно через нее есть мост. Переезжаешь через него – и вновь тянется город. Да он и не кончался, просто мосты и есть главная черта олонецкая. Без мостов не представишь этого города. Здесь речек-то всего две, Олонка и ее приток Мегрега. Но они так причудливо изогнулись, сливаясь друг с другом как нарочно элегантно, размеренно и неторопливо, словно специально приглашая случайного зрителя любоваться собой.

Вот так, залюбовавшись однажды, и приказал кто-то выстроить острог на самом «мысу», у слияния Олонки и Мегреги. С этой деревянной крепости, которой и нет уже давно в наличии, и начинался наш город мостов. Проезжаешь по городу, с одного конца на другой и ждешь, что там или тут, но где-нибудь обязательно надо будет пересечь хоть одну из речек. Все кружится и извивается, и речки, и улицы этого города – и только мосты прямо пересекают водную или покрытую льдом гладь, соединяя прочным и крепким каркасом одну витиеватую сеть на другой. Они поэтому и «закрепляют» город, ваяют его разноликие грани в единое целое, служа доминантами, пусть и «чужими» непрямому городу, но однозначно нужными и единственно правильными.

Всего мостов – по рассказам – восемь. Но нарочно их считать нет нужды и охоты; они преследуют человека в Олонце повсюду... кажется, они везде, и им принадлежит этот город. Город у слияния рек, «вздумавший» соединить разделенные природой берега.

Мосты Олонца – деревянные и каменные. Остались еще пешеходные, собственно, их, наверное, половина. Они настолько олонецкие, «свои», деревенские, что остается только надеяться, что никогда на смену этим, поставленным на срубах, бревенчатым мостам не придут железобетонные. Просто потому, что и таковые уже есть в Олонце, и более их не требуется этому городку. Так, как сейчас – они мирно сосуществуют, придавая городу неповторимый шарм при гармонии с потребностями вполне современного сегодняшнего Олонца.

Мосты соединяют городские части, отдельные улочки и дворы с другими такими же. Соединяют и не с такими же, например, с новым центром города с гостиницей, спрятавшимся незаметным Лениным перед Администрацией, улицей пятиэтажек и сквериком перед почтой. Но чуть поодаль от этих «новшеств» улочки снова уводят к деревянным домикам и непременно выводят на мост, за которым уже и речи о чем-то другом быть не может. Так что единство Олонца внутреннее и внешнее, как города – связано с его мостами.

3. Город Дедов Морозов

Trust – I seek and I find in you,

Every day for us something new!

Open mind for a different view -

And nothing else matters!

«Metallica», «Nothing Else Matters»

Олонец не просто город, принимающий теперь ежегодно Дедов Морозов со всех концов нашей страны. Олонецкие игры воспитали уже (и еще более преуспеют в этом в будущем) совершенно новый образ Деда Мороза. Субкультура новогоднего праздника сложилась давно, но Деду Морозу отводилась немного парадоксальная роль. Главный «зачинщик» и «затейник» торжества был достаточно пассивен. Кроме того, он был волшебным в наиболее традиционном смысле этого слова – существование его сводилось к минимуму присутствия на таинстве получения подарков. Традиции все когда-либо неизбежно сходят на нет; так и стало происходить в пореформенные 1990-е гг. с Дедом Морозом. Но «новой молодежи» предложили, пусть пока и неявно и негласно – новый ход и свежую струю. И исходит она из Олонца.

Дети с их особым «миром» не стали еще предметом изучения географии, хотя и находятся уже под пристальным наблюдением когнитивной психологии. Мир этот по своей сути, видимо, не есть нечто обособленное и уникальное в пространстве и времени. Оно лишь специфицируется рядом внутренних черт, не одерживающих верх над внешними. Дети непосредственны; дети прирожденные материалисты; но детский мир есть несомненно продолжение «взрослого», того самого, что мы и пытаемся объять.

Легко понять, какие дети растут в переполненной людьми, финансовыми интересами, развлечениями и всеобщей дифференциацией и диверсификацией Москве... и какие в тихой и спокойной, традиционной и «устоявшейся» Провинции. Но, как писал Ролан Барт, «в истории никогда не бывает простой победы одной противоположности над другой: неустанно творя сама себя, она непредставима в своих решениях, непредсказуема в своих синтезах». И в «движении инноваций» может быть инверсия, когда Москва, центр всего нового и оригинального – уступит место маленькому Олонцу. Но нужен громадный Вызов, который был бы способен способствовать такому Ответу. Тут-то и может послужить Дед Мороз и Олонец.

Олонецкие Деды Морозы, сами того зачастую не замечая, привили понимание того, что Дед Мороз – живой! Что Дед Мороз был, есть и будет; Всегда и Везде. Дед Мороз перестал быть просто мифом. Он и творит все новое и новое. И этот новый Дед Мороз воспитал новых олонецких детей, новую олонецкую молодежь, новых олончан.

Органично, изнутри, сами мифологи – Деды Морозы – стали приезжать в Олонец; приезжать к олончанам; приезжать такими, какие они есть. Такими, какие они есть, Дедов Морозов еще никто не видел. Только олончане; и им как провинциалам (несмотря ни на что) надо поделиться этим со всеми вокруг. И это опять-таки за них уже делают сами мифологи, если хотите, сами сказочники, Деды Морозы. Просто потому, что они очень-очень «едины» с олончанами. Именно там, Где старая традиция сильна – оказалось легче воздвигать новую; просто открытость больше. Так Олонец стал настоящей столицей Дедов Морозов будущего; а дети Олонца стали первыми детьми будущего. Вера в то, что они видят вокруг себя -превратилась в веру в настоящего ненастоящего Деда Мороза – и изменила его изнутри.

Нет сомнений, в Олонец еще будут приезжать Деды Морозы; и не страшно, что едут они теперь и в Петрозаводск; и не страшно будет, если доморощенный Дед Мороз из Великого Устюга тоже все же приедет в Олонец. Росток уже пророс, благодаря «плодородной» снежной почве Олонца, и он не умрет, а только продолжит свой рост, распустив свои побеги всюду вокруг себя. И живые Деды Морозы по всей стране станут появляться то тут, то там в любое время года – и радовать малышей и взрослых, делая их чуточку добрее, меняя их и себя.

А ставшей уже банальной «популярной» экологии – найти ли что-то еще проще и понятней гусиной столицы Олонца? Мы имеем дело все с тем же мифотворчеством, природным, потому – экологическим – и опять ориентированным на загадочных (для исследователей) и простых (для людей) детей. И пусть никто никогда не докажет, правда ли, что самый большой «аэродром подскока» перелетных гусей именно под Олонцом. Также неважно и что начинался праздник Дедов Морозов с карельского Морозца Паккайне. Важен задор и важна радость; для географа же важны связи и простор, которые и открылись этим простым и открытым – и потому легко распространяющимся – начинаниям города Олонца.

4. Нестандартный город

Переделка мира – это очень эффективный способ переделки поведения; возможность переделки индивида в условиях неизменного мира крайне сомнительна. Никакое изменение не будет иметь «управляющих» или предсказуемых последствий в отсутствие ясного понимания соответствующей части мира.

Ульрик Найссер, «Познание и реальность»

Праздник Дедов Морозов уже показал нам – Олонец есть столица инноваций, город нестандартных начинаний, можно сказать, инверсий. Необычные Деды Морозы определили новый дух общегородского праздника, «последствия» которого не ограничены во времени для Олонца; а в скором времени, возможно, потеряют и пространственные ограничения. Но уже сегодня повседневная жизнь Олонца выделяет его среди других городов... не только Карелии, но, возможно, и всей России.

В самом деле, что же произошло в небольших райцентрах по всей России, когда на заре 90-х гг. стали закрываться за ненадобностью заводские ДК, небольшие клубы, а интерес к художественным и спортивным кружкам стал спадать – и последние последовали в небытие вслед за первыми? Появился разительный разрыв между райцентрами и областными городами. Речь идет, конечно, не о крупных райцентрах, своего рода субцентрах межрайонного уровня, хотя и их постигала та же участь. В столицах, а потом и в областных центрах стремительно развивался современный шоу-бизнес, вытесняя все прошлое; прививалась новая культура развлечений, которая была изначально «чужой», западной. Другое дело, что она неизбежно трансформировалась, обрастая российской спецификой. И одной из таких специфических черт стал упор на состоятельных людей как основных клиентов; со временем этот упор стал меняться, привлекая все более широкие круги населения в наиболее крупных городах. С другой стороны, в более маленьких городах на основе современных «столичных» течений возникают досуговые учреждения, ориентированные на всех горожан – и вследствие этого экономящие на сервисе, другими словами, пивные. В богатевших во второй половине 90-х гг. городах помимо такого рода «вечерних» заведений – появляются и местные аналоги более респектабельных заведений, ориентирующиеся на вновь разбогатевших людей. Складывается такая картина: современная инфраструктура развлечений в райцентрах возникла там, где местные предприятия (обыкновенно, промышленные) сумели «встать на ноги», создав спрос на услуги уровня «выше среднего»; при этом не пропали и ставшие обыкновенные и в «умирающих» городках дешевые пивные, ориентированные на молодежь, работы которой не находится, равно как средств на переезд в крупный город.

Но не так произошло в Олонце. Здесь не было никогда динамично развивающейся промышленности; источником дохода города стать могли только заезжие туристы, останавливающиеся в Олонце по пути в Петрозаводск. Для них в городе была открыта гостиница с рестораном, в общем-то, изначально довольно маргинальные в глазах местных жителей, статусные и проигрывающие обыкновенным кафе. Необычность менталитета олончан каким-то неясным образом привела к расцвету многочисленных (для 11-тысячного города) развлекательных заведений, многие из которых достаточно неплохого уровня. Город, не слишком «богатый», «схватил» современную культуру крупных и средних городов. А во многих подобных Олонцу городах дело не пошло дальше совершенно определенной направленности заведений, работающих с вечера до утра. В Олонце появились кафе, работающие круглые сутки, предлагающие посетителям неплохую кухню, бильярд, «приличную» музыку и прочие атрибуты, указывающие на следующую ступень развития индустрии развлечений в российских городах.

Но главный парадокс Олонца не в этом – в некоторых городах (на основе личного энтузиазма и задора организаторов) возникают неплохие клубы, которые ориентируются на работающую молодежь. Однако в Олонце, помимо молодежных клубов и ресторанов, ориентированных на состоятельных местных и солидный поток туристов – появились заведения, в которых основной контингент – среднего и старшего возраста. И это не заводские клубы наподобие дешевых пивных; это неплохого уровня клубы, атрибуты которых мы указали выше. Новая развлекательная культура охватила, таким образом, почти все население.

Параллельно в Олонце функционирует детская художественная школа – и выпускники ее заканчивают специализированные учебные учреждения и возвращаются в Олонец. Художественная школа пользуется популярностью у молодежи, как ни странно это для современных небольших городков – и тем более для Олонца с неплохими чисто развлекательными учреждениями.

Секрета такого «опережающего» развития современной досуговой индустрии – Олонец не выдает. Однако же, возможно, это такое закономерное продолжение изначальной нестандартности Олонца. Стоит рассмотреть его среди целого ряда, казалось бы, аналогичных с ним городов Карелии и Ленобласти – и выявляется его необычность.

Что же представляют собой «обыкновенные» города ближнего Севера? Это небольшие железнодорожные городки, возникшие при строительстве железной дороги и выделившиеся среди других станций за счет, главным образом, чуть лучшего транспортно-географического положения, которое определило возникновение в них промышленности лесного комплекса. Примерно таковы – с разными вариациями – Кондопога и Сегежа, Медвежьегорск и Лодейное Поле. «Крайние» варианты – старинные, но пришедшие в упадок Кемь и Беломорск. Олонец разительно отличается от них изначально – железная дорога Петербург – Мурманск обошла его. Только в 1974 г. здесь прошла железнодорожная ветка, соединившая эту основную дорогу с железной дорогой, ведущей из Петербурга через Приозерск и Сортавалу в Костомукшу и Юшкозеро. С другой стороны, Олонец не стал городом лесопереработки; небольшой леспромхоз да деревообработка, вынесенная из города в пгт. Ильинский, во многом автономно существующий, даже отделенный административно от Олонецкого леспромхоза – вот и все, что здесь появилось. Не вышли за рамки обыкновенного набора (хлебозавод, молокозавод) и пищевые предприятия. Внутренней силой, влекшей в Олонец молодежь района, стала ПМК-2, передвижная механизированная колонна. В расчете на ее ресурсы происходило в 70-е гг. «закрытие» деревень района; она строила новые пятиэтажки. Судьба Олонецкого района была предопределена необычными для Карелии возможностями развития сельского хозяйства: здесь возникли не только зверосовхозы, кстати, сегодня, в основном закрытые. Закрытые – в отличие от понемногу работающих зерновых и картофельных хозяйств. Город в 90-е гг. не испытал таких потрясений как прочие карельские города. Здесь не было упадка градообразующей лесной промышленности – город продолжал ориентироваться на сельское хозяйство, обвал которого оказал не такое сильное влияние. Может быть, сыграло свою роль и то, что олончане издавна рассчитывали только на собственные ресурсы; здесь не было «железнодорожной» мобильности населения. Поэтому, когда многие жители городов вдоль Октябрьской железной дороги занялись торговлей, вернее специфическим ее видом – они стали возить дешевую одежду и разные «товары народного потребления» с рынков Москвы в свои города – Олонец не вошел в ряд такого рода городов. И сегодня город понемногу выживает, развивается, совершенствуется; и «понемногу» здесь – ключевое слово. Город будто бы живет своей жизнью, осознает свое место и видит потому свои маленькие, тихие достоинства. Он бережет свою провинциальность – в ее прелести миниатюрности, «домашней» атмосферы – и сочетает ее с современной культурой развлечений. Такой вот нестандартный городок – не промышленный и не торговый, но – «живой».

5. Карельский город

Моих весьма скромных познаний в финском языке, наверное, хватило бы. Чтоб понять смысл вопроса, ибо каждое слово в отдельности было знакомо...

Дмитрий Гусаров, «Партизанская музыка»

Республика Карелия вообще – одна из тех республик, где титульная нация составляет малую часть населения (около 10%). Обыкновенно в таких республиках городское населения, в основном, русское; поэтому и в Карелии этого можно было бы ожидать. Однако здесь это распространилось практически только на Петрозаводск. Во многих городах Карелии, даже несмотря на наличие железной дороги – доля карелов доходит до трети населения. В этом ряду Олонец – удивительный город – он на 60% карельский. Понятно, что большинство олонецких карелов не говорят на родном языке, однако же путешественника непременно поражает в Олонце, с какой частотой встречающиеся здесь люди оказываются (!) карелами.

Карельский народ состоит из нескольких этнических групп, отличающихся и своим диалектом. На севере и в средней части республики живут карьялани, «собственно карелы», которым принадлежит знаменитый эпос «Калевала». Кроме того, есть еще ливвикей – приладожские карелы; и лю(ю)дикей – прионежские. Олонецкая земля издавна была населена «ливвиками», что кстати – еще одно отличие Олонца от ряда городов Карелии вдоль железной дороги. Интересно, что по сей день сохранилось неодобрительное отношение к жителям села Михайловское (в 50 км от города), которых называют «евреями». Село это населено «людиками».

Как и во многих национальных республиках, в Карелии в 90-х гг. начался всплеск национального движения. Но размаха оно не получило – и доля карелов в населении мала; многие из них не знают ни родного языка, ни традиций предков; возможно, дело здесь и в пресловутой спокойности северных народов. Однако в Карелии есть своя особенная черта, которая предопределила интерес к карельскому языку и культуре среди современной молодежи. В Олонце есть детский сад и школа, где дети говорят на двух языках и изучают карельскую (ливвикскую) национальную культуру. В Центральной библиотечной системе Олонца мне показывали многочисленные книжки местных поэтов и писателей, пишущих на карельском языке; детские учебники языка и т. п. (они изданы на деньги республиканской партии националистического толка). И с гордостью говорили о возрождающемся интересе детей к национальному языку. «Вернее, скорее – к финскому...» -вот было объяснение такого необыкновенного для немногочисленных народов России феномена. Близость Финляндии и интенсивность экономических с нее контактов вызвали интерес к финскому языку; а родственность полузабытой национальной культуры финской – спровоцировали интерес к карельскому языку и культуре среди современной карельской молодежи, родители которой практически не говорят по-карельски (в отличие от бабушек). И особенно актуально это явление стало в транзитном по своему положению на «Голубой дороге» Олонце.

* * *

Таким мы покидаем Олонец. Это «город понемногу», со своими особенностями и своим особенным менталитетом. Это город аграрного развития среди северных еловых лесов. Город мостов, соединивших две извивающиеся живописные речки. Сюда практически не пришла столь развитая в Карелии деревообработка. Зато пришли Деды Морозы, новые фестивали и праздники – да и развлекательная повседневная культура.

Олонец «не испугался» своей провинциальности – и сумел воспользоваться ею, обратить ее во благо для себя. И этим – удивить окружающих, туристов, пока случайно проезжающих через город. Такой вот маленький, как будто сказочный городок, где каждый почувствует себя так, как и хотелось. Вся провинциальность Олонца не помешала ему стать в чем-то капельку столичным. По такому городку хочется ходить и выискивать все новые и новые символы столичности, которые совсем не нарушают его умиротворенности и тихой красоты, которая в свою очередь – символ провинциальности. Олонец – «домашняя» и уютная столица вдали от раскрученных туристских объектов. Пока вдали. Главное, чтоб дальнейшее развитие города не испортило олонецкого удивительного сочетания, не разрушило Столицу Символов.