На основе доминантного мышления может производиться не только синтез КГХ, но и аналитическое исследование территории. Рассматривая возможности доминантного анализа, можно обратить внимание на такой интересный факт. Допустим, мы выделяем открытость как доминанту Петрозаводска (см. 11.11). Параллельно, аналогичную доминанту мы по возможности независимо от этого постулируем в КГХ Минска [Митин, 2002а, б]. Не есть ли это повод для сравнения этих двух городов? На наш взгляд, это становится не поводом даже, а причиной, обусловленной необходимостью – если мы четко позиционируем наш анализ как доминантный. Другими словами, обосновывая доминантный анализ как новый тип анализа, возникающий при внедрении доминантного мышления в географию, мы говорим о том, что доминантный анализ есть изучение закономерностей, возникающих в векторной картине пространства, сформированной на основе стремлений разнородных мест к схожим доминантам. Можно сказать, это анализ наполненности доминант. Мы теперь изучаем не только лежащие на поверхности элементы места, а обращаемся к географическому анализу наших выводов, сделанных на основе первичного рассмотрения. Доминантный анализ – это анализ пространства КГХ-мифа; это анализ пространства представлений о местах, пространства интерпретаций. Нечто подобное делает в своих эссе Рустам Рахматуллин, как бы налагая карту античного Рима на карту Москвы, формируя мета-пространство Москвы – Третьего Рима [Рахматуллин, 2002].

Для чего может быть полезен доминантный анализ? Главное – он раскрывает наполнение доминанты в каждом месте. Это обусловливается особенным путем сравнения, применяемым неизбежно в доминантном анализе. Так, мы не просто сравниваем Минск и Петрозаводск. Мы сравниваем их индивидуальные выражения открытости как доминанты обоих городов.

Используя синтетическую доминанту как идеологическую основу аналитического процесса сравнения, мы почти одновременно пользуемся и анализом, и синтезом, стремясь, таким образом, объединить позитивные стороны обоих концептуальных методов. Допустим, мы пытаемся поймать «карельскость» как таковую. Тогда мы на время выделяем одну квази-универсальную доминанту населенных пунктов, а затем применяем на ее основе доминантный анализ. Что при этом происходит? Мы ищем некоторые типические черты Карелии, которые ярко (ярче) выражены в той или иной деревне, затем сравнивая особенности выражения их в других населенных пунктах. При этом, во-первых, реализуется сравнение ряда деревень, причем сравнение – основанное на главных их чертах (мы же анализируем доминанты!). Во-вторых, при этом производится обоснование и изучение пригнанности в отношениях Карелии как целого и деревень, волостей и районов как отдельных ее частей. В-третьих, мы добавляем новых черт в «карельскость». У нас появляется возможность опираться на наши КГХ карельских деревень в поисках доминанты всей Карелии. Эти искания при этом будут основываться на тщательном анализе выраженности всех потенциально доминантных черт в каждом населенном пункте – несмотря на то, что всякая черта собственно может быть предложена на основе синтеза КГХ только одной отдельной деревни. Таким образом, доминантный анализ органично вплетается в полимасштабный по своей методике процесс синтеза КГХ мест различного уровня пространственной иерархии.

Есть ли доминантный анализ по своей методике – обыкновенный акт географического анализа? На первый взгляд, да. С другой стороны, выгоды, возникающие вследствие применения доминантного анализа, наводят на мысль о целесообразности нарочного его применения. Другими словами, мы можем попробовать произвести искусственно некие инсинуации над местом и его КГХ с тем, чтобы их доминанты стали схожими с таковыми у другого места, сравнение с которым нам требуется. Это может ложиться в основу трансформации КГХ с определенными целевыми установками.

В силу автономности каждой из доминант (и отдельных множественных КГХ) мы можем «играть» доминантами места, подбрасывая выше то одну, то другую. Доминантный анализ здесь может служить делу сопоставления контекстов и выявления возможностей перекрытия одной доминанты другой без ущерба для целостности и определенного уровня полноты КГХ.

Так, рассматривая КГХ Олонца (см. II.2), мы. С одной стороны, можем выделить единую составную доминанту нестандартности города. С другой стороны, эта доминанта города представима как целый ряд других. К ним относятся, в частности, развитость сельского хозяйства, повышенная роль механизированных колонн в истории города, высокая доля национального (карелы-ливвики) населения, неразвитость железнодорожной инфраструктуры, развитие культурных инноваций и инфраструктуры развлечений и др. В зависимости от потребностей сравнения мы можем либо рассматривать эти доминанты отдельно, либо объединять их в единую доминанту нестандартности. Заметим, что такую же доминанту можно выделить КГХ Череповца [Митин, 2001]. Если мы исходно не выделяли такую доминанту, то некоторые признаки города (распадаемость на ряд отдельных «городов», пространственно-временные трансформации и инверсии образа («волны»), успешное соперничество с Вологдой и проч.) могут претендовать на то, чтобы служить наполнением этой новой искусственно данной Череповцу доминанты. Теперь мы получили возможность по-новому сравнить два города – основываясь на анализе различий в двух вариантах наполнения одной и той же доминанты.

Все эти размышления приводят к обоснованию возможности и необходимости трансформаций КГХ и структуры их доминант. Ниже мы остановимся подробнее на наших примерах и приведем другие, которые укажут на возможные инструменты трансформации КГХ. Сразу заметим, что в основе всех инструментов будет лежать доминантный анализ.